– Можно его потрогать?

– На этой стадии – да, дитя мое. Позже – не советую. Поместив палец в середину пляшущего сгустка света, Домнина почувствовала ускользающее тепло.

– Так же прибывают к нам и какогены?

– Скажи, твоя мать когда-нибудь катала тебя на флайере?

– Конечно.

– Игрушечные флайеры, которые дети постарше ради забавы запускают с наступлением сумерек, с бумажным фюзеляжем и фонариками из пергамента, ты тоже, несомненно, видела не однажды. То, что ты наблюдаешь сейчас, отличается от настоящих межсолнечных путешествий примерно так же, как игрушечный флайер от настоящего. Однако таким образом вполне можно вызвать «рыбку» и даже, быть может, кого-нибудь еще. И подобно тому, как игрушечный флайер порою может послужить причиной пожара, в котором погибнет целый дворец, наши зеркала, как ни слаба здесь концентрация, тоже небезопасны.

– А я думала, чтобы полететь к звездам, нужно сесть на зеркало.

Впервые Отец Инир улыбнулся. Хотя Домнина и понимала, что улыбка его означает не более чем удивление и удовольствие (каких, вероятно, не смогла бы доставить Отцу Иниру взрослая женщина), ее это вовсе не радовало.

– Нет, нет. Позволь мне изложить поставленную задачу. Когда предмет движется очень и очень быстро – с той же скоростью, с какой ты видишь знакомую обстановку в комнате, стоит лишь няньке зажечь свечу – он становится многократно тяжелее. Не больше, понимаешь ли, но – тяжелее. Таким образом, его сильнее притягивает к Урсу или любому другому миру. Если придать этому предмету достаточную скорость, он может и сам сделаться миром, притягивая к себе другие предметы. Конечно, придать предмету такую скорость невозможно, но, если бы кто-нибудь все же добился этого, случилось бы именно так. Но даже свет свечи не развивает скорости, какая требуется для межсолнечных путешествий.

«Рыбка» все это время скакала в центре комнатки.

– А если сделать совсем большую свечу?

Домнина наверняка вспомнила о пасхальных свечах, какие мы видели каждую весну – толще бедра взрослого мужчины.

– Увы! Сколь бы ни была велика свеча, свет ее не станет от этого двигаться быстрее. К тому же свет, хоть и кажется невесомым, все же оказывает давление на то место, куда падает, – как ветер, хоть его и не видно глазом, давит на крылья ветряной мельницы. Теперь ты понимаешь, что получается, когда мы помещаем источник света лицом к лицу зеркалами? Изображение, отражаемое ими, перемещается от одного к другому и обратно. Что, по-твоему, произойдет, если посредине оно встретится с самим собой?

Несмотря на весь свой страх, Домнина рассмеялась и сказала, что не может догадаться.

– Проще простого – оно уравновесит само себя. Представь себе двух девочек, бегущих по лужайке, не глядя, куда они направляются. Столкнувшись, они остановятся. А вот отражения, если зеркала сделаны как следует, и расстояние между ними выверено точно, не встретятся, но разминутся. При этом света свечи или обычной звезды для достижения эффекта недостаточно, ибо это – всего лишь белый свет; беспорядочный, точно волны, расходящиеся от пригоршни камешков, брошенной маленькой девочкой в пруд с лилиями; иначе свет сей склонен был бы двигать свой источник вперед. Однако, если свет исходит из когерентного источника и отражен оптически идентичными зеркалами, ориентация волновых фронтов одинакова – поскольку все зеркала отражают одно и то же. В нашей вселенной ничто не может превысить скорость света, и потому этот свет, получив дополнительное ускорение, покидает ее и перемещается в другую, а там, замедляясь, возвращается обратно. Естественно, не в исходную точку.

Домнина снова взглянула на «рыбку».

– Так это – всего лишь отражение?

– Постепенно оно станет реальным существом – если мы не погасим светильник или не сместим зеркала. Отражение без отражающегося объекта не может существовать в нашем мире, и посему здесь перед нами просто появится новый объект».

– Гляди! – сказала Агия.

Тень тропических деревьев была столь густа, что пятна солнечного света на тропинке сверкали, словно расплавленное золото. Сощурившись, я попытался рассмотреть, что скрывалось за ослепительной завесой солнечных лучей впереди.

– Там дом, стоящий на сваях из желтого дерева, крытый пальмовыми листьями. Видишь?

Приглядевшись, я в самом деле увидел эту хижину – словно зеленые, желтые и черные пятна в одно мгновение срослись воедино, вылепив ее. Огромный мазок тени стал дверью, две косые черты – треугольной крышей. На крохотной веранде стоял, глядя в нашу сторону, человек в яркой, пестрой одежде. Я поспешил одернуть накидку.

– Не стоило, – сказала Агия. – Здесь это не имеет значения. Если жарко, можешь снять ее вовсе.

Я снял накидку и перекинул ее через левую руку. Стоявший на веранде в ужасе отвернулся и поспешил в хижину.

Глава 21

Хижина в джунглях

На веранду вела лесенка, сделанная из того же коленчатого дерева, что и стены хижины. Перекладины ее были привязаны к стойкам каким-то растительным волокном.

– Ты собираешься подняться туда? – неодобрительно спросила Агия.

– Почему бы нет? Смотреть – так смотреть, – отвечал я. – И, учитывая состояние твоего исподнего, тебе, надо полагать, лучше подняться первой.

Щеки Агии вспыхнули, что немало удивило меня.

– Что в нем особенного? Дом как дом; в старые времена в жарких землях таких было множество. Тебе очень скоро наскучит, поверь.

– Ну, тогда спустимся обратно и почти не потеряем времени.

Я ступил на лесенку. Вся конструкция прогнулась и угрожающе заскрипела, но я понимал, что в подобных местах, предназначенных для увеселения публики, настоящих опасностей никак не может быть. Агия последовала за мной.

Изнутри хижина оказалась не больше наших подземных камер, но на этом сходство и кончалось. В темницах все было массивным и прочным, любой еле различимый звук гулким эхом отражался от металлических стен; пол, гремевший под сапогами, не прогибался под тобою ни на волос, а потолок, казалось, просто не способен был обвалиться, однако, обвалившись однажды, сокрушил бы все.

Да, если, как говорят, у каждого из нас действительно где-нибудь имеется брат-близнец, только полностью противоположный, темный, если ты светел, и светлый, если ты темен, то эта хижина наверняка была таким антидвойником наших темниц. Во всех стенах, кроме фасада с распахнутой дверью, были проделаны окна, и на них не было ни решеток, ни ставней – вообще ничего подобного. Стены, пол и оконные рамы собраны были из тонких стволов желтого дерева, не распиленных на доски, и местами сквозь них лился солнечный свет снаружи, а оброненный на пол орихальк скорее всего провалился бы в одну из щелей и упал на землю. Потолка не было вовсе – лишь треугольное пространство под крышей, где были развешаны кастрюли и мешки с едой.

В углу сидела, читая вслух, женщина, у ног которой примостился совершенно нагой мужчина. Другой мужчина, которого мы видели на веранде, стоял у окна напротив двери и смотрел наружу. Он, видимо, знал о нашем появлении (если даже не видел, как мы приближались, то, несомненно, почувствовал, как содрогалась хижина, когда мы поднимались по лесенке), но изо всех сил старался не показывать этого. Когда мужчины поступают так, это легко определить по тому, как напряжена их спина.

– «И взошел он с равнин, – читала женщина, – на гору Нево, что против города того, и показал ему Господь все земли даже до самого западного моря. И сказал ему Господь: вот земля, о которой я клялся отцам твоим, говоря: „семени твоему дам ее“. Я дал тебе увидеть ее глазами твоими, но в нее ты не войдешь. И умер там он, и был погребен на долине…» Обнаженный у ног ее согласно кивнул.

– Вот так же и с нашими повелителями, Наставница. Дары свои спускают они с небес на кончике мизинца, но привязаны они и к большому пальцу. Стоит человеку принять их дар, выкопать ямку в полу хижины, спрятать его туда и покрыть циновкой, большой палец начинает тянуть. Дар поднимается из земли и скрывается в небе – только его и видели!